TEMP:01●24●01-01●24●04

32.1. Повеление женить Ицхака на родственной семье (01:24:01-01:24:04)

(1) Авраам стал стар и в летах преклонных, а Господь благословил Авраама всем.

(2) И сказал Авраам рабу своему, старшему в доме его, управлявшему всем, что у него: «Положи руку твою под бедро мое».

(3) И я закляну тебя Господом, Богом небес и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей ханаанейца, среди которого я живу;

(4) Но в мою землю и на мою родину пойдешь, и возьмешь жену сыну моему Ицхаку.

Авраам стал стар: Т.е. его деятельность прекращается, он получил от Бога все, что мог, его эпоха завершается. Два последних рассказа об Аврааме говорят о его действиях по отношению к детям: Авраам правильно женит Ицхака, и затем отсылает «сыновей Кетуры» на восток. И также неслучайно раб Авраама, получив от него задание, - по возвращении дает отчет уже не Аврааму, а Ицхаку.

И сказал Авраам рабу своему: Как и во всей Торе, «раб/слуга» – это патриархальная форма рабства, т.е. подчиненный, младший член семьи.

Старшему в доме его: Мидраш отождествляет этого слугу с Элиэзером, который описывается теми же словами (15:2).

Положи руку твою под бедро мое: Хотя Авраам полностью доверяет Элиэзеру в обычных условиях, здесь он берет с него клятву и связывает эту клятву с Заветом Бога, с обрезанием.

В ту эпоху обрезание было единственным материальным «предметом святости». Все остальные действия святости во времена Праотцев не оставляют отпечатка на материи. В более поздние времена положение изменилось: например, когда Соломон построил Храм на горе Мория, эта гора стала святой навечно, и даже после разрушения Храма она все равно остается святой – потому что святость «отпечаталась» там в материи. То же самое происходит, например, со свитком Торы: он может быть испорчен и негоден для чтения, но в нем сохраняется святость, его нельзя просто выбросить, а нужно поместить в генизу. Однако, такой характер святости сформировался только после Исхода из Египта и Дарования Торы, а во времена Праотцев этого еще не было, святость не отпечатывалась на материи физически. Например, история Акеды не превратила гору Мория в «святую гору», она оставалась обычным местом, на котором можно вести себя обычным образом – пахать, сеять и т.п. (Поэтому, до того, как Давид начал строительство Храма, на Храмовой горе было гумно – и это было вполне нормально, хотя в более поздние эпохи такое было бы невозможно.)

Пока у горы Синай не сформировался еврейский народ, святость могла приходить и уходить, ни на чем материальном не отпечатываясь. И единственным объектом, на котором во времена праотцев оставалась осязаемая святость, было обрезание, знак Завета с Богом, связанный с рождением детей. Ибо вся суть Праотцев, сколь бы великими они сами ни были – это родить детей, которые будут идти по проложенному ими пути. «Завет праотцев» это завет о потомстве. И клятва, которую Авраам налагает на Элиэзера, относится именно к этой теме.

Не возьмешь сыну моему жены из дочерей ханаанейца, среди которого я живу: Из этих слов мы можем заключить, что Авраам к концу жизни оставил Беэр-Шеву, страну филистимлян, и вернулся в Ханаан, в Хеврон. Мидраш добавляет, что «ханаанейцы» – это Анер, Эшколь и Мамрэ, союзники Авраама (14:3) - которые были весьма достойными людьми, с которыми можно дружить, вести совместные дела, вместе воевать (15:24) и даже выучить от них что-то духовно важное (23:12) - но женить Ицхака на их дочерях нельзя. Они хорошие люди, но с ними нельзя строить народ.

Но в мою землю и на мою родину пойдешь: В современном иврите моладти означает «моя родина», но здесь это скорее не родина, а родня. Авраам посылает слугу в Арам, страну, из которой он ушел (хотя и продолжает называть ее «моя земля»), в город Харан, где живут его родственники, чтобы найти жену Ицхаку среди них. И это победа Сары, считавшей, что избранный народ следует создавать только на основе ивритской этнической общности.